песней. И такая дурь запомнилась на всю жизнь, а ведь видел я замечательные фильмы, которые выветрились из головы.

Немцы широко использовали десанты в начале войны и надо было показать превосходство нашего солдата над немецким, как в дореволюционных журналах времен Первой Мировой войны храбрый казак нанизывает на пику сразу по несколько немцев. Есть у меня такой журнал: «Солнце России».

Бродили мы с Валиком по причалам. Железнодорожные ветки у причалов забиты платформами с зарубежными грузами. Я знал латинский алфавит и читал Валику названия городов, откуда эти ящики к нам пришли. Прямо на рельсах стояло несколько еще не расконсервированных паровозов из Америки. Это были небольшие паровозы.

С Красноводском у меня навсегда связалась песня: «На рейде морском легла тишина…» Хотя порт этот не военный, но стоят корабли у причала, и тихо плещет волна. Не жил я по неделе в морском порту ни раньше, ни позже; утром, и днем и, главное, поздним вечером слушая плеск волны – романтика. Тихая романтика моих фантазий.

На теплоходе у нас билеты были в кормовую каюту третьего класса. Ветер был очень умеренный, но прилично покачало. Днем мы проводили время в центре корабля у кают первого класса, где качка почти не чувствовалась.

Кавказ. Чеченцы

В Махачкале сели в совершенно пустой поезд – в вагоне мы были одни. Естественно, что о причине этого я спросил у проводника. «За шапками едем» – был его ответ. Из жизни в Красноводске я понял, что идет поезд за местными, но не придал этому значения.

Осуждая прошлое, пишут, что чеченцев вывозили в «Телячьих» вагонах. Вывозили, конечно, не только в пассажирских вагонах. Во время войны обычным транспортом были товарные вагоны, в каких мы ехали в Сибирь, и в первый год после войны я в Москву ехал в таком товарном вагоне. Да с вещами и удобнее ехать в товарняке, разве в этом была трагедия 23 февраля 1944 года? Трагедия была в том, что мы ехали, а их везли.

В феврале 2012 года, по случаю очередной годовщины чеченской трагедии, кто-то на радио говорил, что товарные вагоны в эшелонах с чеченцами держали закрытыми, что поезда останавливались и вагоны открывались только затем, чтобы выгрузить мертвых.

Не исключено, что такой эшелон мог быть – это зависело от степени «держимордости» начальника эшелона. Ефросинья Керсновская свидетельствует, что она попала в такой эшелон, когда Молдавию «очищали от классово чуждых элементов». Могло быть и не по злой воле, как пишет Астафьев, рассказывая о замерзших эвакуируемых, после долгого пути эшелона без остановки.

Пишут, что много чеченцев погибло от холода в Среднеазиатской степи в марте месяце. А недавно на радио один говорил, что местные жители всячески помогали переселенцам, и в тот же день другой говорил, что местные жители встретили чеченцев враждебно. И то было, и так было, и такие эшелоны были, и такие: всяко было, одно только общее было – переселение было насильственным, а любое насилие жестоко.

Я пишу только о том, что я знаю. Я знаю, что это говорили на радио, поскольку сам слышал, а недавно я ещё прочитал, что было выслано 387 229 чеченцев, а стало по переписи в 59 году 418 756 (Юрий Нерсесов, «Продажная история», Москва «Яуза-Пресс» 2012.) т. е. их число увеличилось примерно на 8%, что совпадало со средним приростом населения в Союзе за это время.

При ликвидации Чечено-Ингушской республики чеченцы и ингуши на новом месте были не осужденными, а переселенцами, фронтовиков не лишали наград, военных не лишали званий, коммунисты оставались членами партии, чеченцы могли получать высшее образование. Образовывали семьи и увеличивались в числе. Запрещалось только одно – они не имели права вернуться на Кавказ.

В Хасавюрт из совхоза за нами прислали трактор с тележкой. Это было 23-го февраля 1944-го года. Бурное таяние снега. То, что считалось дорогой, было широкой незасеянной полосой, по которой каждый по своему разумению выбирал себе путь. Проехать можно было только на тракторе.

Мы ехали в совхоз, а навстречу нам на таких же тракторных тележках, загруженных увязанным в тюки домашним скарбом, на тюках ехали в основном женщины и дети. Многие плакали. Мужчин было мало, они, очевидно, были на фронте и защищали Родину. Когда мы приехали в совхоз, нам сказали, что это вывозят из Дагестана живущих там чеченцев.

Из рассказов я понял, что Чечня никогда не была покорена полностью. Все время, еще до Шамиля, находились отчаянные головы, которые не считали грехом убить неверного, отождествляя его с покорителями – колонизаторами. Они не пользовались этой терминологией, но считали Терек своей рекой, на которую пришли русские и назвали русские свою крепость «Грозный» – грозной для чеченцев. Я вспомнил рассказы Валика об опасности для русских выхода на Терек из степного совхоза Алпатово до войны, чтобы русские не забывали, что Терек это для них грозная река.

Между тем, правительство, как царское, так и советское все делало, чтобы чеченцы не чувствовали себя чужими. На всех ступеньках власти или первое или второе лицо было чеченцем. И гражданское и военное образование были для них доступны на равных со всеми условиях. Ни экономических, ни политических причин не было для сопротивления. Во время и Первой Мировой, и Второй Мировой чеченцы воевали, как и остальные народы, на стороне России. Были среди них и Георгиевские Кавалеры, и Герои Советского Союза. Но были среди них и те, для кого Сопротивление было принципиальным. Много горя приносят своим народам эти принципиальные борцы за свободу. Не обходилось, вероятно, и без уголовщины.

Рассказывали, что до войны в Хасавюрте, когда надо было изобразить на базаре панику, при съемках какого-то фильма, крикнули: «Чеченцы» и паника началась, т. е. народ знал об угрозе нападения базирующихся в горах каких-то групп.

Во время войны, возможно, нашлись фанатики, решившие активизировать сопротивление.

Сталину было достаточно более чем полувекового опыта покорения Чечни Самодержавной царской Россией и опыта почти тридцатилетних попыток приручить её при Советской власти, чтобы принять решение покончить с этим сопротивлением раз и навсегда, ликвидировав само понятие Чечни, превратив ее в Грозненскую область. Другого выхода у него не было. Отказ от Советской власти в Чечне означал бы отказ от уже достигнутого в Интернациональной Мировой Пролетарской революции, да и выделить её было некуда – она была в середине Советского Союза. От зарубежья её отделяли Грузия, Азербайджан и Армения.

23-го февраля во всех населенных пунктах собрали жителей на митинги по случаю дня Советской Армии, окружили их войсками и всем, включая и Героев Советского Союза, только что пришедших с войны, и военных вдов с малолетними детьми, приказали быстро собрать вещи в дорогу и всех из Чечни вывезли. Рассказов об этом было много, в какой-то мере этот народный фольклор отражает действительность. Рассказывали, что Герой Советского Союза попросил военных подождать у дверей дома, сам зашел в дом и застрелился. Рассказывали, что в Дагестане подбежал к военным кумык – сосед чеченца, которого увозили, и стал кричать, что сосед чеченец хороший. Тогда военные заявили: «Ну, так поезжайте вместе». Читал, что есть документ, свидетельствующий о том, что в одном из оторванных от мира горных аулов стариков сожгли.

Некоторым отчаянным удалось выскользнуть из окружения, и они скрылись в лесах. Их ненависть после этого к завоевателям была безмерна и справедлива, как и во всех странах, ко всем завоевателям.

Мой одногодок, которого в 44-м взяли в армию, попал не на фронт, а в Чечню. В Чечне скрывшихся от высылки разыскивали с помощью собак. Андрея назначили собаководом. Партизаны в первую очередь целились в собаковода, потому что собака без поводыря не работает и боеспособность теряет вся группа бойцов, которых вел собаковод.

У Андрея была отличная собака – преданная, любящая, и вот однажды, когда они с собакой оказались в ущелье на краю громадной пропасти, Андрей, не ожидавшую опасности собаку, толкнул с обрыва.

Жалко, говорит, было до слез, но что поделаешь – иначе самого убьют. Рабочим и крестьянам, да и настоящей интеллигенции чужая земля не нужна.

Для кого «чужая»? Для тех русских, предки которых поселились на этой земле после её ЗАВОЕВАНИЯ еще в 19-м веке, она не чужая,